В Калифорнии жизнь гуще, чем в других местах. Забирает сильней, что ли. Это звучит парадоксом, как заметил художник Феофан Мухин в разговоре с Остапом Бендером, но я попытаюсь объяснить. Мы с вами вступаем в область отвлеченных умозаключений, так что расслабьтесь и отложите пока свой внимательный лорнет.
Испытывая весеннюю гормональную перестройку в Калифорнии, не перестаешь удивляться, почему она, собственно, происходит. Дома-то все понятно: сходит снег, удлиняется день, укорачиваются тени, и свет приобретает тот загадочный колер, который один способен напомнить о смене глобальной парадигмы. Весна идет, и у психов, которые четыре месяца сидели по кухням с бутылками, предсказуемо начинает трясти крыши. Массовый психоз накрывает и вас — надо лишь переждать, стараясь не втравить себя в неприятности.
В Кали же все куда менее очевидно: три месяца не слишком настойчивых дождей, которые тут называли зимой, выродились во что-то совсем неуловимое, особенно за последние четыре засушливых года. Теперь это «сезон выключенных кондиционеров». Отличие зимы от лета заключается лишь в том, что счет за электричество вдвое меньше. В дорогущих магазинах здорового питания и на фермерских рынках меняется ассортимент фруктов и овощей — но для того, чтобы это заметить, нужно там затариваться постоянно, а это не каждому по карману, мягко говоря. Для обывателя вроде меня чек продуктового магазина содержит одни и те же наименования круглый год.
Чтобы жить здесь, приходится оставить рациональное и положиться на метафизическое. Смириться с тем, что материальное не обязательно доминирует над эмоциональным — по крайней мере для вас. Что есть тысячи мест, в которых ваша жизнь была бы куда комфортнее и дешевле, и тысячи причин там жить — но в этих местах отсутствует калифорнийский вирус, аутоиммунное заболевание, передающееся загадочным путем. Наверное, через тот самый всеобщий эфир, который изобрели древние греки.
Калифорнийские мегаполисы ничем не отличаются от любых других, и живут там вполне приземленные существа. Но тому, кто захочет познакомиться с подлинными, духовными, резидентами штата, следует отправляться в более укромные места: на порожистые реки, пешеходные маршруты, к маякам и лежбищам морских львов, в скейт-парки, на снежные склоны Сьерры вокруг озера Тахо, незнакомые с ратраком.
Средний калифорниец на четыре года младше среднего американца. Это кое-что да значит. Например, то, что задерживаются здесь лишь те, кто еще не ощутил на своем челе хладного пальца разочарования. Старик Державин гордился бы мной за одну только эту фразу, но продолжим. Люди, озабоченные бегом времени и склонные к долгосрочному планированию, вряд ли станут селиться здесь. Скорее те, кто предпочитает пустить свою биографию на самокрутки: ментальные босяки, ценители иллюзорного. Что вовсе не отменяет ни Голливуда, ни Кремниевой долины — но это лишь исключение, подтверждающее правило.
О том, как, когда и при каких обстоятельствах накуриваются жители Золотого штата, я писал еще два года тому. Масштабы этого хобби трудно преувеличить. Момент, когда я перестал воспринимать шмаль как продукт сколько-нибудь нелегальный, давно стерся из моей памяти. Слишком многие люди вокруг дубасили с непринужденностью киногероев середины прошлого века в любую свободную минуту.
Страх не то чтобы не существует, нет, — но выветривается из общества как эмоция, не имеющая питательной почвы. Как будто солнечный свет выгоняет страх из углов, на съедение термитам, а ветер потом высушивает хитиновый панцирь. Этот уникальный парадокс можно смело называть калифорнийским социальным экспериментом: друзья на родине понижают голос, обсуждая некоторые темы, а мне все кажется, что связь ухудшилась. А че, собственно, вполголоса? Как говорила героиня Мег Райан во «Французском поцелуе», мы же в свободной стране! Правда, тут же, озираясь по сторонам, добавляла: «А мы в свободной стране?»
Наверное, я постепенно дрейфую в направлении типичных американцев — тех, которые по привычке во весь голос, триумфально спрашивают в московских кафе: «А где у вас здесь туалет?» — забыв, что делать это следует наклоняясь к плечу официантки и интимно шевеля бровями.
Про штат вечной молодости вы, наверное, тоже наслышаны? Вряд ли это стечение обстоятельств, просто все эти юные навозные жуки на скейтбордах постоянно лезут в глаза и формируют картинку, к которой все за столько лет привыкли. Еще в ту легендарную пору, когда на канале MTV была музыка, калифорнийские видео содержали стандартный набор примет: бикини, бейсбольные кепки, стоптанные «вэнсы», легко одетые люди с дредами, пирсинг и татуаж, Corona Extra. С тех времен ровным счетом ничего не изменилось, и так пребудет во веки веков, аминь.
Мотоциклетный сезон, велосипедный сезон, сезон катания на каких угодно досках — что на колесах, что на воде — продолжается круглый год. Сегодня можно играть в теннис на открытом грунте, а завтра отправиться кататься на лыжах — положение вещей, которое вызывает у обитателей другой стороны Атлантики справедливое негодование. Приучаешься не дразнить гусей и помалкивать. Как вместить все, чем можно заниматься в Калифорнии, и при этом успевать работать, есть, спать и выпивать? Никак. Что-то придется отложить, от чего-то отказаться.
То, что кто-то может разлюбить серфинг, не укладывается в головах, наверное, потому, что именно эта забава является квинтэссенцией калифорнийской романтики. Старания The Beach Boys не были растрачены втуне, скорбный труд Дика Дэйла не пропал. Вот только вода здесь обычно градусов пятнадцать. Что ж, если бы и океан был теплым, это, наверное, можно было бы считать перебором, той самой ситуацией, когда к одиннадцати — туз. Господь вовремя спохватился и понял, что слегка угорел, трудясь над этими ландшафтами. Что ж, одной рукой отнял теплую воду, другой дал Калифорнии Джека О’Нилла, а тот изобрел гидрокостюм.
Здесь слишком привольно живется. Я знаком с человеком, который способен объясняться при помощи одного-единственного слова chill, по-разному его интонируя. Это на целое слово меньше того, чем обходились Уэф и Би с планеты Плюк. Вот бы парни обзавидовались.
Какой стиль музыки получил свое название в честь Калифорнии? Панк, который и панком-то язык не повернется назвать. Прилично одетые люди играют что-то, пользуясь тремя историческими аккордами, но страсти к саморазрушению за этим не чувствуется. Поиграем вот, как бы говорят они, и пойдем к девчонкам. Да и жизнь, вообще-то, отличная штука. Калифорния оказалась чем-то вроде Греции, как ее понимали в одной старой киноленте, — местом, в котором все есть, и практически круглый год.
Может быть, поэтому к ней так прикипаешь, пожив определенное время? Несмотря на дороговизну, конкуренцию и перенаселенность, которые воспринимаются как налог на это странное и очень притягательное место, где чувствуешь, что живешь не зря. Калифорния — это оргазм, растянутый во времени, со всеми полагающимися свойствами: жарким бессилием, неясной слабостью в области паха, легким чувством вины и пониманием конечности своего существования. Но и черт бы с ним с бессмертием, бормочешь себе под нос, глядя на гигантские секвойи или кайт-серферов с их разноцветными крыльями, трепещущими над океаном.
В Кали же все куда менее очевидно: три месяца не слишком настойчивых дождей, которые тут называли зимой, выродились во что-то совсем неуловимое, особенно за последние четыре засушливых года. Теперь это «сезон выключенных кондиционеров». Отличие зимы от лета заключается лишь в том, что счет за электричество вдвое меньше. В дорогущих магазинах здорового питания и на фермерских рынках меняется ассортимент фруктов и овощей — но для того, чтобы это заметить, нужно там затариваться постоянно, а это не каждому по карману, мягко говоря. Для обывателя вроде меня чек продуктового магазина содержит одни и те же наименования круглый год.
Чтобы жить здесь, приходится оставить рациональное и положиться на метафизическое. Смириться с тем, что материальное не обязательно доминирует над эмоциональным — по крайней мере для вас. Что есть тысячи мест, в которых ваша жизнь была бы куда комфортнее и дешевле, и тысячи причин там жить — но в этих местах отсутствует калифорнийский вирус, аутоиммунное заболевание, передающееся загадочным путем. Наверное, через тот самый всеобщий эфир, который изобрели древние греки.
Калифорнийские мегаполисы ничем не отличаются от любых других, и живут там вполне приземленные существа. Но тому, кто захочет познакомиться с подлинными, духовными, резидентами штата, следует отправляться в более укромные места: на порожистые реки, пешеходные маршруты, к маякам и лежбищам морских львов, в скейт-парки, на снежные склоны Сьерры вокруг озера Тахо, незнакомые с ратраком.
Средний калифорниец на четыре года младше среднего американца. Это кое-что да значит. Например, то, что задерживаются здесь лишь те, кто еще не ощутил на своем челе хладного пальца разочарования. Старик Державин гордился бы мной за одну только эту фразу, но продолжим. Люди, озабоченные бегом времени и склонные к долгосрочному планированию, вряд ли станут селиться здесь. Скорее те, кто предпочитает пустить свою биографию на самокрутки: ментальные босяки, ценители иллюзорного. Что вовсе не отменяет ни Голливуда, ни Кремниевой долины — но это лишь исключение, подтверждающее правило.
О том, как, когда и при каких обстоятельствах накуриваются жители Золотого штата, я писал еще два года тому. Масштабы этого хобби трудно преувеличить. Момент, когда я перестал воспринимать шмаль как продукт сколько-нибудь нелегальный, давно стерся из моей памяти. Слишком многие люди вокруг дубасили с непринужденностью киногероев середины прошлого века в любую свободную минуту.
Страх не то чтобы не существует, нет, — но выветривается из общества как эмоция, не имеющая питательной почвы. Как будто солнечный свет выгоняет страх из углов, на съедение термитам, а ветер потом высушивает хитиновый панцирь. Этот уникальный парадокс можно смело называть калифорнийским социальным экспериментом: друзья на родине понижают голос, обсуждая некоторые темы, а мне все кажется, что связь ухудшилась. А че, собственно, вполголоса? Как говорила героиня Мег Райан во «Французском поцелуе», мы же в свободной стране! Правда, тут же, озираясь по сторонам, добавляла: «А мы в свободной стране?»
Наверное, я постепенно дрейфую в направлении типичных американцев — тех, которые по привычке во весь голос, триумфально спрашивают в московских кафе: «А где у вас здесь туалет?» — забыв, что делать это следует наклоняясь к плечу официантки и интимно шевеля бровями.
Про штат вечной молодости вы, наверное, тоже наслышаны? Вряд ли это стечение обстоятельств, просто все эти юные навозные жуки на скейтбордах постоянно лезут в глаза и формируют картинку, к которой все за столько лет привыкли. Еще в ту легендарную пору, когда на канале MTV была музыка, калифорнийские видео содержали стандартный набор примет: бикини, бейсбольные кепки, стоптанные «вэнсы», легко одетые люди с дредами, пирсинг и татуаж, Corona Extra. С тех времен ровным счетом ничего не изменилось, и так пребудет во веки веков, аминь.
Мотоциклетный сезон, велосипедный сезон, сезон катания на каких угодно досках — что на колесах, что на воде — продолжается круглый год. Сегодня можно играть в теннис на открытом грунте, а завтра отправиться кататься на лыжах — положение вещей, которое вызывает у обитателей другой стороны Атлантики справедливое негодование. Приучаешься не дразнить гусей и помалкивать. Как вместить все, чем можно заниматься в Калифорнии, и при этом успевать работать, есть, спать и выпивать? Никак. Что-то придется отложить, от чего-то отказаться.
То, что кто-то может разлюбить серфинг, не укладывается в головах, наверное, потому, что именно эта забава является квинтэссенцией калифорнийской романтики. Старания The Beach Boys не были растрачены втуне, скорбный труд Дика Дэйла не пропал. Вот только вода здесь обычно градусов пятнадцать. Что ж, если бы и океан был теплым, это, наверное, можно было бы считать перебором, той самой ситуацией, когда к одиннадцати — туз. Господь вовремя спохватился и понял, что слегка угорел, трудясь над этими ландшафтами. Что ж, одной рукой отнял теплую воду, другой дал Калифорнии Джека О’Нилла, а тот изобрел гидрокостюм.
Здесь слишком привольно живется. Я знаком с человеком, который способен объясняться при помощи одного-единственного слова chill, по-разному его интонируя. Это на целое слово меньше того, чем обходились Уэф и Би с планеты Плюк. Вот бы парни обзавидовались.
Какой стиль музыки получил свое название в честь Калифорнии? Панк, который и панком-то язык не повернется назвать. Прилично одетые люди играют что-то, пользуясь тремя историческими аккордами, но страсти к саморазрушению за этим не чувствуется. Поиграем вот, как бы говорят они, и пойдем к девчонкам. Да и жизнь, вообще-то, отличная штука. Калифорния оказалась чем-то вроде Греции, как ее понимали в одной старой киноленте, — местом, в котором все есть, и практически круглый год.
Может быть, поэтому к ней так прикипаешь, пожив определенное время? Несмотря на дороговизну, конкуренцию и перенаселенность, которые воспринимаются как налог на это странное и очень притягательное место, где чувствуешь, что живешь не зря. Калифорния — это оргазм, растянутый во времени, со всеми полагающимися свойствами: жарким бессилием, неясной слабостью в области паха, легким чувством вины и пониманием конечности своего существования. Но и черт бы с ним с бессмертием, бормочешь себе под нос, глядя на гигантские секвойи или кайт-серферов с их разноцветными крыльями, трепещущими над океаном.
Комментариев нет:
Отправить комментарий